Вадим Радионов: «Рублевка — это гламурный ГУЛАГ».

Евгения Шафранек редактор

Я считаю его отличным журналистом. Мне нравится легкий стеб, с которым он ставит на место самых звездных гостей своих программ. Нравится и та непосредственность, которая ему присуща в общении с именитыми собеседниками.

Люблю его профессионализм, умение задать хороший вопрос и способность не стушеваться, сдержать эмоции, выдержать удар и до последнего оставаться интеллигентом, порой, заставляя опонентов рвать и метать.

Так с кем же еще поговорить о журналистике в целом, свободе слова и закулисных делишках, как не с Вадимом Радионовым — моим старым другом, журналистом с многолетним стажем, ведущим авторских программ «Разворот», «Пятница», «Вопрос с пристрастием» и «Войс-контроль» на Radio Baltkom и «Без обид» на телеканале LTV7 в рамках «Русского вещания» латвийского телевидения.

ЖЕНЯ: Мы собирались говорить о свободе слова. Как тебе кажется, она у нас есть в стране?
ВАДИМ: Думаю, что есть. С одной стороны, мы можем говорить все, что считаем нужным в рамках закона. С другой стороны, у нас еще пока присутствует плюрализм мнений. Но есть некоторые тенденции, которые мне не нравятся.

ЖЕНЯ: Например?
ВАДИМ: Например, отключение на три месяца телеканала «Россия», что было явно политическим решением и этот факт особенно и не скрывался. И когда мы возмущаемся, что в России прессуют телеканал «Дождь», а сами в это время вырубаем канал, который, по чьему-то мнению занимается пропагандой, то у меня возникает когнитивный диссонанс.

Хотя до недавнего времени я считал, что у нас с этим проблем нет. Теперь появились некоторые опасения. Но, к счастью, сильно это не проявляется, за исключением того, что понятие «свобода слова» сильно отличается внутри журналистского сообщества.

Когда, скажем, на радио мы выводим в эфир представителей самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик, а некоторые коллеги – из латышских СМИ — пишут на нас жалобу в различные инстанции за то, что мы даем слово террористам — мне это не очень понятно. В то же время, мы всегда даем возможность высказаться всем сторонам конфликта.

Меня еще в университете учили: у конфликта всегда, как минимум, две стороны. Но этот факт, в условиях такой геополитической ситуации, некоторым очень сложно принять. Гораздо легче занять чью-то сторону, определить для себя «хороших» и «плохих» ребят и четко следовать выбранному курсу. Но это уже не журналистика.

ЖЕНЯ: А у нас четкая градация на «плохишей» и «мальчишей-кибальчишей»…
ВАДИМ: Именно. Кстати, однажды я спросил одного высокопоставленного чиновника МИДа: «Если вы не уверены, что та сторона поступает плохо, но в ваших словах я буквально слышу осуждение». Он честно ответил: «В нашем понимании есть хорошие ребята и плохие ребята, если мы не очень уверены в том, что вообще происходит, то автоматически списываем на «плохих».»

ЖЕНЯ: У тебя есть свобода выбора в работе? Ты можешь пригласить любого гостя? Вне зависимости от его политических взглядов, отношения к нему руководства компании и предвыборной гонки?
ВАДИМ: Никаких «черных списков» у меня нет. Но для себя я эту проблему решил тем, что работаю в нескольких местах. Фактически, я ни разу не сталкивался с такой ситуацией. Хотя исключать этого тоже нельзя. Но теоретически, если не не разрешат с кем-то пообщаться в одном месте, то я смогу компенсировать это в другом… Да и в конце концов, есть социальные сети, блоги, при желании в современном мире можно найти способ донести свою мысль до аудитории.

ЖЕНЯ: То есть, руководство может тебе запретить делать интервью с каким-то героем?
ВАДИМ: Я не буду сейчас лукавить — может! Но пока такого не было.

ЖЕНЯ: Гости иногда отказываются приходить?
ВАДИМ: Очень редко! Но и я не из тех журналистов, которые создали себе имидж «скандального». Я всегда говорю о тех вещах, которые меня волнуют, но никогда не провоцирую и не устраиваю какие-то шоу.

ЖЕНЯ: И не хочется?
ВАДИМ: Нет, я в этом смысле довольно консервативен. Журналистика — это профессия, а шоу — это другая история, актерство, где работают совсем другие механизмы, и мне это не интересно. Хочешь показать, что собеседник не тот, за кого себя выдает? Не надо на него набрасываться с криками и загонять его в тупик.

Я не чувствую себя комфортно, если приходится разговаривать в агрессивном ключе. Поэтому действую по принципу «Убей меня нежно».

Теоретически, я мог бы вести себя вызывающе, идти в лобовое столкновение на интервью. Но не вижу в этом смысла. Во-первых, это будет неестественно, а во вторых, гость может закрыться и будет отвечать односложно на все вопросы. В таких эпизодах есть определенная привлекательность для зрителя – скандал, напряжение, эмоциональный бокс… Но смысловой нагрузки такие шоу обычно не несут.

Моя же задача показать суть приглашенного, достать что-то из глубины его души и сознания. Хоть это и звучит немного пафосно.

ЖЕНЯ: Политики — частые гости у тебя. И ты их можешь прессовать, задавать смелые и даже провокационные вопросы и, вобщем-то, порядком попортить им настроение…
ВАДИМ: А вот с этим вообще проблем нет! Каждый их них должен ответить себе на один вопрос: «Мы чем занимаемся? Пиаром или журналистикой?». Вот, скажем, недавно была Лариса Артюгина — режиссер с Майдана, которая пришла вся такая востороженная с боевым настроем: сейчас она нам расскажет, какую классную революцию они сделали, а мы здесь все будем охать и ахать.

А в итоге получился очень жесткий разговор, потому что у меня накопилась к ней масса вопросов далеко не восторженного тона. Ведь используя термины типа «ватники» и понося Путина разговор сразу скатывается на уровень кухонной дискуссии.

Неважно как ты относишься к тому или иному государству и его руководителю и даже, если у тебя есть основания презирать президента чужой страны — в эфире ты должен вести себя интеллигентно.

И если хочешь, чтобы тебя воспринимали серьезно — давай аргументы, а не эмоции. В итоге да, она вышла крайне недовольной.

ЖЕНЯ: Я так понимаю, что история с Геннадием Хазановым относится к этой же серии…
ВАДИМ: Он пришел уже не в настроении и не хотел, чтобы ему задавали определенные вопросы…

ЖЕНЯ: Но ты недоволен этим интервью?
ВАДИМ: Недоволен, безусловно!

ЖЕНЯ: Именно своей работой?
ВАДИМ: Своей работой

ЖЕНЯ: Почему? Ты где-то дал слабинку?
ВАДИМ: Считаю, что я не так четко структурировал интервью. Можно было построить его более грамотно и более спокойно. А получилась какая-то истерия, когда человек в студии начинает вести себя достаточно неадекватно. Причем, история началась еще в гримерке, когда он начал повышать голос с порога.

В принципе, для меня такое поведение не очень понятно. Не принижая его профессиональных заслуг, я не считаю, что он, или какой-то другой звездный гость, имеет право разговаривать на повышенных тонах с совершенно незнакомым ему человеком.

ЖЕНЯ: Но это проблема, с которой сталкиваются часто начинающие журналисты. Вот недавнее интервью моей журналистки с Вадимом Аввой, который всеми силами старался ее унизить в течении всей беседы…Она не стушевалась, а другой на ее месте мог бы сдать позиции, испугаться.
ВАДИМ: Думаю, что здесь правда посередине. Не надо никого бояться и ставить себя заведомо ниже своего собеседника —  неправильная позиция!

ЖЕНЯ: Тебе может казаться, что ты задаешь слишком глупые вопросы, слишком наивные вопросы, слишком детские вопросы…
ВАДИМ: Это уже формирование некоего своего внутреннего комплекса из серии: «Я не достоин!». Надо просто уверено держаться и спокойно вести беседу. Понятно, что когда к тебе приходит нобелевский лауреат по физике, то ты однозначно будешь пасовать перед ним со своими школьными знаниями предмета. Но ведь это не значит, что ты должен открыть рот, преклонить колено и смотреть на него, как на божество.

У тебя есть право на сомнение, право задать те вопросы, которые тебя лично интересуют. И пусть они ему покажутся наивными! А вот остальной части населения, включая латгальских бабушек, станет понятно, о чем идет речь.

Вспомни, как великолепно ведет передачу Вячеслав Кащеев, который о квантовых насосах может рассказывать так, что даже блондинки с собачками замирают перед экраном.

ЖЕНЯ: Так что со звездными гостями? Ты не договорил мысль.
ВАДИМ: Знаменитости, тоже бывают разными. Есть определенная категория со звездой во лбу. Они привыкли, что им смотрят в рот. И их окружение уже сформировано так, что никто и никогда слова поперек не скажет. Так вот проблема не в том, что ты становишься тем человеком, которые ему глаза откроет, а в том, что они искренне не понимают, почему ты не восторгаешься, не поддакиваешь и задаешь вопросы, которые могут им и не нравится.

Вот здесь всегда приходит пример в голову. Есть прекрасные хирурги, которые спасают жизни людей, но сами остается в тени лишь потому, что врач — не публичная профессия. И есть актер, который в силу рода деятельности всегда в сводках светской хроники. И что? Этот хирург хуже того актера? Но почему тогда этот врач ведет себя нормально и по-человечески, а актер может позволить себе особенный снобизм?

Известность сама по себе не делает человека каким-то исключительным. Некоторые люди, на мой взгляд, этого не понимают.

Когда начался украинский кризис, то каждая сторона старалась перетянуть к себе: «Ты русский, ты должен быть с нами!», «Ты европеец, поэтому ты должен быть против них!».

Я всегда говорил: Оставьте мне право на сомнение. Я, как журналист, хочу сомневаться и в одной, и в другой позиции.

Также и со звездами. Если вы считаете себя гениальными — это ваше право. Но дайте мне возможность просто разговаривать с вами; не задавать вопросы о том, какой вы великий, а спрашивать почему вы поступили так, сделали эдак и сказали то-то. Да, иногда это воспринимается в штыки. А что делать? Все остальное — это пиар и маркетинг. Платите деньги и вам устроят красивую историю. Но это уже будет не журналистика.

ЖЕНЯ: А может, ему руководство канала импонирует!
ВАДИМ: Но если он несет фигню, прости мой французский, я не буду делать вид, что это гениально!

ЖЕНЯ: А твой зритель? Какой он?
ВАДИМ: Стараюсь работать для умного и образованного зрителя. И, порой, мне достаточно сложно упрощать некоторые вещи и добавлять простые и понятные для каждого примеры.

Например, приняли закон о пособничестве террористам. Кто пойман — 10 лет. Вот, мама отправляет посылку своему сыну, который служит в ополчении. Это попадает под статью или нет? Я же иногда ухожу в дебри, а нужно вовремя выбраться из этого академизма.

ЖЕНЯ: Тебе где легче работать: на радио или на телевидении?
ВАДИМ: Легко и там, и там. Но на радио чувствую себя свободней — ты лишен всех этих атрибутов типа выглаженной рубашки и модного галстука. Хотя галстуки я и не ношу – выбил себе такое право даже в эфир. Но, если бы во время телеэфира я развалился бы на стуле, лохматый и в вытянутом свитере — это выглядело бы плохо.

На радио я могу ничего не изображать. Кроме того, радио — очень мобильное сейчас. Чтобы мне вывести в прямой эфир корреспондента или героя из другой страны — достаточно звонка по скайпу. На телевидении это же целая история, причем очень дорогостощая!

ЖЕНЯ: А что с молодым поколением? Есть там талантливые ребята?
ВАДИМ: Все у нас нормально в этом смысле. На радио мы часто работаем с молодежью и, я тебе скажу, если в какой-то момент у меня было скептическое отношение к ней, то теперь я кардинально изменил свое мнение. И русский язык они не забыли, и работают на уровне. Так что я не отношусь к той категории, которая вздыхает: «Вот в наше время…». Тем более, что они более мобильны и шустры в современных технологиях.

ЖЕНЯ: А самому кто нравится из журналистов или с кого берешь пример?
ВАДИМ: Я не беру пример!

ЖЕНЯ: Смотришь только сам себя?
ВАДИМ: Нет-нет! Мне в чем-то нравится Познер, очень нравился Ларри Кинг, когда работал на CNN, какие-то вещи симпатичны в работе Собчак…

ЖЕНЯ: И что, например, тебе нравится в работе Собчак?
ВАДИМ: У нее очень четко выстроены вопросы и сценарий, она безусловно готовится к интервью, очень интересна и, самое главное, нестандартна.

ЖЕНЯ: А тебе не кажется, что на нашем телевидении как раз такого формата и не хватает? Слошной орднунг!
ВАДИМ: Вопрос: что мы подразумеваем под стандартом? Я вот не считаю, что делаю интервью стандартно. Не люблю, например, четко подготовленные интерьвью и многие беседы строю на чистой импровизации. А вот когда журналист сидит и по бумажке читает свои вопросы — это не по мне.

ЖЕНЯ: Ну так, если большое эфирное время…
ВАДИМ: Ничего подобного! Получаса вполне достаточно! Но понятно, что если у тебя пять минут, то ты четко и коротко задаешь заранее подготовленные вопросы, а уж если речь идет о новостном выпуске, то, как правило, это фактологические вопросы.

ЖЕНЯ: А какими проектами ты гордишься особенно?
ВАДИМ: Был цикл работ с условным названием «Дети вождей» – мы делали на радио большие интервью с сыном Никиты Хрущева, внуками Брежнева, Жукова, Рокоссовского… Такие маштабные исторические проекты с последующим обсуждением в студии с участием экспертов.

Еще когда работал в газете, мы с фотографом Оксаной Джадан делали материал о Чернобыле. Были на станции, встречались с людьми, которые там работают. «Зона отчуждения»- это такая репетиция Апокалипсиса… Меня не покидало ощущение, что я попал в роман братьев Стругацких «Пикник на обочине».

Есть цикл интервью — большие проекты с Рублевки для журнала «Архитектура и дизайн». Мы с фотографом работали в рублевских домах, встречались с жителями этого престижного поселка, снимали интерьер, делали интервью с ними.

ЖЕНЯ: И чем тебе понравился этот проект?
ВАДИМ: Во-первых, масштабом. Во-вторых, возможностью взглянуть на другую жизнь. И после Рублевки я отчетливо понял: я так жить не хочу! Возникло ощущение, что несмотря на два бентли и сумочки, которые стоят, как однокомнатная квартира, — они словно в тюрьме.

Высоченные заборы, вышки с автоматчиками, камеры и бойцовые собаки на въезде — мне казалось, что я нахожусь в гламурном ГУЛАГе.

ЖЕНЯ: То есть журналистикой занимаешься не ради денег?
ВАДИМ: Не совсем. Деньги — хорошо и они дают мне свободу делать то, что мне нравится. Если бы я мало получал, мне пришлось бы заниматься написанием статей на темы, которые мне не интересны.

ЖЕНЯ: Да ты известный «материалист»!
ВАДИМ: На самом деле, я отказывался от выгодных предложений, где мне предлагали руководящие должности и зарплату в три раза выше, чем была на тот момент. Я просто понимал, что не хочу получать больше и делать то, что явно не мое.

ЖЕНЯ: Нет амбиций?
ВАДИМ: С амбициями у меня все в порядке, но я знаю свой характер — я не могу делать то, что мне не нравится. И через месяц мне уже не нужны будут никакие золотые горы, я взвою, стану делать свою работу плохо и в итоге вообще ее потеряю. Будем считать, что это элемент самосохранения.

ЖЕНЯ: Чтобы пожелал бы начинающим акулам пера?
ВАДИМ: Банальную вещь. Журналистика — не та профессия, где можно заработать много денег, но достаточно для того, чтобы нормально жить и получать удовольствие от своей работы. Журналистику нужно просто любить.

Я лично не встречал ни одного хорошего журналиста, который не любил бы то, чем занимается. И уж точно здесь не играет роли вдохновение. Профессиональная журналистика не зависит от музы — это конвейер. Но и работа на конвейере бывает очень захватывающей!